Бывают такие времена, когда хочется свернуться в позе эмбриона, застыть и тихо поскуливать от невозможной боли. От такой боли замерзает дыхание в легких, очень быстро немеют ноги и становится ясно, что никуда дойти уже не получится. Обычно я плачу. Хуже, когда слез нет и получается какая-то сухая истерика, которую очень сложно свести на нет. Кто-то там, который сказал, что мы говорим "меня никто не любит", когда нас не любит конкретное существо, был прав на все сто процентов. Поскольку меня спасет только тепло из одного, определенного источника. Тепло, любовь, нежность, готовность что-то делать и вместе строить тот храм, который Любовь.
Возможно, я невмерный романтик, оттого-то мне так и плохо. Я патологически жду от других того, что каждодневно делаю сам, и не всегда помню о том, что другим это просто может быть не надо, неудобно, неприятно, тяжело.
Все эти высокопарные рассуждения на самом деле - просто тихое поскуливание. Хруст ребер. Вкус крови на языке. Больные, разбитые и искусанные в лохмотья губы. Судорога, которой сводит руки и ноги раз в несколько минут, и приходится шипеть, чтобы не орать. Я не могу разозлиться. Я не могу наплевать на все. Я могу только любить. И все. До последнего вздоха.
Да, каюсь, я требователен. Я многого хочу от того, кто со мной рядом. Не потому, что это надо именно мне, а потому что так будет лучше для нас обоих и для храма. Я страдаю, да, когда на меня не обращают внимания и когда мои действия не замечают. Я - эгоист. Своего рода эгоист. Я способен героически взвалить на себя кучу дел, а потом жаловаться, что мне тяжело. Я способен спровоцировать ярость, а потом жаловаться, что меня избили. Я не идеален. И даже не приближен к идеалу - какому бы то ни было.
И все же такая сволочь тоже хочет тепла. Покровительства. Того, чтобы меня поберегли, дали мне чуточку покоя в этих сумасшедших буднях, посмотрели на меня, сказали мне несколько добрых слов и оценили мои действия. Хочу всего того же самого, что и любой из.
Смертельно надо быть собой. И начинает корежить, пластать по слоям мироздания, когда не получается. Когда любую попытку показать лицо в корне пресекают. Больно.
Помогите, пожалуйста. Дайте мне анестезию. Морфий. Да что угодно, ибо я больше не могу.
Возможно, я невмерный романтик, оттого-то мне так и плохо. Я патологически жду от других того, что каждодневно делаю сам, и не всегда помню о том, что другим это просто может быть не надо, неудобно, неприятно, тяжело.
Все эти высокопарные рассуждения на самом деле - просто тихое поскуливание. Хруст ребер. Вкус крови на языке. Больные, разбитые и искусанные в лохмотья губы. Судорога, которой сводит руки и ноги раз в несколько минут, и приходится шипеть, чтобы не орать. Я не могу разозлиться. Я не могу наплевать на все. Я могу только любить. И все. До последнего вздоха.
Да, каюсь, я требователен. Я многого хочу от того, кто со мной рядом. Не потому, что это надо именно мне, а потому что так будет лучше для нас обоих и для храма. Я страдаю, да, когда на меня не обращают внимания и когда мои действия не замечают. Я - эгоист. Своего рода эгоист. Я способен героически взвалить на себя кучу дел, а потом жаловаться, что мне тяжело. Я способен спровоцировать ярость, а потом жаловаться, что меня избили. Я не идеален. И даже не приближен к идеалу - какому бы то ни было.
И все же такая сволочь тоже хочет тепла. Покровительства. Того, чтобы меня поберегли, дали мне чуточку покоя в этих сумасшедших буднях, посмотрели на меня, сказали мне несколько добрых слов и оценили мои действия. Хочу всего того же самого, что и любой из.
Смертельно надо быть собой. И начинает корежить, пластать по слоям мироздания, когда не получается. Когда любую попытку показать лицо в корне пресекают. Больно.
Помогите, пожалуйста. Дайте мне анестезию. Морфий. Да что угодно, ибо я больше не могу.